русская литература (древнерусская литература, литература восемнадцатого века, литература девятнадцатого - начала двадцатого веков, советская литература), литературоведение и литературная критика, зарубежная литература (античная литература, литература Средних веков и эпохи Возрождения, зарубежная литература семнадцатого - двадцатого веков, литература стран Востока) и т.д.
Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой
княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек
с определенными и сухими чертами. Все в его фигуре, начиная от усталого,
скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую
противоположность с его маленькою женою. Ем видно, все бывшие в гостиной не
только были знакомы, но уж надоели ему та, что и смотреть на них и слушать их
ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой
жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое
лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел
все общество.
— Lise, — сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень,
которая показывает, что терпение истощено.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его,
дружеском, ласковом, все-таки выражалось сознание своего превосходства.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел
князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед.
Все его дорожные принадлежности были в большом порядке у князя
Андрея: все было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано
тесемочками.
Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял,
перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он
был тронут) и насмешливо.
— Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и
нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, сказал князь Андрей. Ему
хотелось высказать Долгорукову свой план, составленный им, план атаки.
Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги,
ни милы мне дорогие многие люди – отец, сестра, жена, - самые дорогие мне люди,
- но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за
минуту славы, торжества над другими людьми, за любовь к себе людей, которых я
не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей.
И все-таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу
этою таинственною силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом
тумане.
Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, разраженным и вместе с
тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной
минуты.
Глядя на знамя, ему все думалось: может быть, это то самое знамя, с
которым мне придется идти впереди войск.
"Вот она наступила решительная минута! Дошло до меня дело” , подумал
князь Андрей и, ударив лошадь, подъехал к Кутузову.
- Ребята вперед! – крикнул он детски пронзительно. "Вот оно!” -
подумал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль,
очевидно направленных именно против него.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком
знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам, не зная
того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон
казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что
происходило между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по
нему облаками. Ему было совершенно все равно в эту минуту, кто бы ни стоял над
ним, что бы ни говорил о нем; он рад был только тому, что остановились над ним
люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни,
которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее
теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелится и произвести какой-нибудь
звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый,
болезненный стон.