русская литература (древнерусская литература, литература восемнадцатого века, литература девятнадцатого - начала двадцатого веков, советская литература), литературоведение и литературная критика, зарубежная литература (античная литература, литература Средних веков и эпохи Возрождения, зарубежная литература семнадцатого - двадцатого веков, литература стран Востока) и т.д.
Творческая жизнь Михаила Юрьевича Лермонтова (1814-1841) была
короткой, но необычайно интенсивной: уже период его литературного ученичества
отмечен созданием подлинных поэтических шедевров, таких, как стихотворение
"Нищий" (1830) или "Ангел" (1831) . В очень еще неровном
юношеском творчестве, порою ориентированном на известные литературные образцы,
отчетливо проступало абсолютно самостоятельное художественное начало, тот самый
неповторимый "лермонтовский элемент" (В. Г. Белинский) ,
присутствие которого и делало поэзию Лермонтова явлением необыкновенным.
Теснейшим образом соединенный с личностью автора демонический герой,
исполненный страстей, сжигающих душу, внешне холодный и презрительно
равнодушный, "странный человек" глубоко постигший мир, чтобы его
отвергнуть, и при этом тайно тоскующий по идеалу, пройдет через все творчество
Лермонтова, претерпевая определенные модификации и переживая эволюцию авторской
оценки. Неполные четыре года, которыми измеряется зрелое творчество Лермонтова,
- это время, насыщенное таким количеством значительнейших в личной и
литературной судьбе поэта событий, что они вполне могли бы составить биографию
человека, жизненный путь которого был бы вдвое длиннее: создание стихотворения
"Смерть поэта" и ссылка на Кавказ, встречи с декабристами,
возвращение в Петербург, новые литературные и светские знакомства, дуэль с
сыном французского посла Э. де Барантом и вторая ссылка на Кавказ,
участие в военных экспедициях против горцев, вновь Петербург, где Лермонтов
решительно выбирает путь профессионального литератора.
Все эти четыре года Лермонтов напряженно работает во всех жанрах,
достигая высочайших вершин и в поэзии, и в прозе. В литературном наследии
Лермонтова-прозаика есть и опыт повествования в фантастическом роде. Это
незавершенная повесть, известная под условным заглавием "Штосc" -
последнее произведение писателя. Появление фантастической повести, исполненной
загадок и недоговоренностей, с нарочито затемненным изложением событий, открывающим
возможность неоднозначного их истолкования, после написанного "правильной,
прекрасной и благоуханной прозой" (Гоголь) социально-психологического
романа "Герой нашего времени" и физиологического очерка
"Кавказец" кажется неожиданным, необъяснимым и более того,
противоречащим тому направлению, в котором развивалось позднее лермонтовское
творчество. Между тем противоречие это лишь видимое, в чем легко убедиться,
если прочитать "Штосс", с одной стороны, в контексте специфически
лермонтовских проблематики, мотивов и образов, и с другой имея в виду ту
литературно-бытовую среду, которая окружала Лермонтова в момент создания
фантастического повествования об удивительной истории в одном из старых
петербургских домов в Столярном переулке у Кокушкина моста.
Повествование в "Штоссе" развертывается вокруг главного
героя, художника Лугина. Лугин - наделенный острым, проницательным умом трезвый
аналитик, осознающий несовершенство окружающей его действительности, которую он
не принимает. Это вместе с тем и человек искусства, одинокий мечтатель,
романтически страдающий в поисках недостижимого идеала, наконец являющегося ему
в фантастическом образе воздушной красавицы. Такое сочетание в герое очевидно
разнородных стихий - трезвого реализма и романтического мечтательства - позволяет
автору "Штосса" решать центральную в повести и важнейшую для всего
его творчества в целом проблему взаимоотношений стоящего особняком, живущего
напряженной внутренней жизнью героя с тем действительным миром, в котором он
существует, при помощи образных средств, принадлежащих поэтике фантастического.
"Фантастическое, - писал В. Г. Белинский, - есть предчувствие
таинства жизни, противоположный полюс пошлой рассудочной ясности и
определенности (...) Фантастическое есть один из необходимейших элементов богатой
натуры, для которой счастие только во внутренней жизни" (Бел. Т. IV. С.
98) .
Проявившийся в 1841 г. интерес Лермонтова к фантастическому вполне
объясним. В начале февраля Лермонтов возвратился с Кавказа в Петербург. В
светских и литературных салонах столицы он - желанный гост. Тепло, дружески
принимают его в семье покойного историка Карамзина, в доме известного
музыкального деятеля Михаила Юрьевича Виельгорского, у В. А. Жуковского,
В. Ф. Одоевского. Лермонтов сближается с графиней Е. П. Ростопчиной.
"... двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой" пишет он.
Поэт в курсе философских и литературных интересов Одоевского и Ростопчиной и
особенно их внимания к проблемам "сверхчувственного" в природе,
человеческой психике и фантастического в литературе.
В 1839 г. в "Отечественных записках" Одоевский публиковал
"Письма к графине Е. П. Р<остопчино>й о привидениях, суеверных
страхах, обманах чувств, магии, кабалистике, алхимии и других таинственных
науках", где попытался ограничить сферу "таинственного" за счет
объяснения многих явлений с помощью новейших естественнонаучных открытий. Это
была точка зрения Одоевского, ученого, философа и естественника, который
решительно отделял себя от Одоевского - автора фантастических повестей
"Сильфида" (1837) и "Сегелиель" (часть опубл. в 1838 г.) с
неподдающимися вполне объяснению чудесными явлениями.
В январе 1840 г. Одоевский читал у Карамзиных мистическую повесть,
вероятнее всего "Космораму" (1840) , где развивалась тема двоемирия и
где естественнонаучные мотивировки сверхъестественного ("двойное
зрение", "нервическая болезнь") далеко не убеждали слушателей.
Лермонтов с его пристальным вниманием к внутреннему миру
современного человека, явлению самому таинственному, предложил членам кружка
Одоевского - Ростопчиной свою "страшную повесть". "Однажды он
объявил, - сообщала Ростопчина, - что прочитает нам новый роман под заглавием
"Штосс", причем он рассчитал, что ему понадобится, по крайней мере,
четыре часа для его прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и
чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и
избранники сошлись числом около тридцати, наконец, Лермонтов входит с огромной
тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение,
спустя четверть часа оно было окончено. Неисправимый шутник заманил нас первой
главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне, написано было
около двадцати страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом
остановился и никогда не был окончен" (Лермонтов в воспоминаниях. С. 285)
.
Содержание сохранившегося отрывка убеждает в том, что и проблематика,
и стилистика повести были подготовлены предшествующим творчеством Лермонтова.
Здесь возможны и естественны соотнесения с поздней лирикой поэта (см. в
стихотворении "Как часто, пестрою толпою окружен... ": "...
бесплотное видение / Ношу в душе моей... ") , с "Фаталистом"
(мотив игры с судьбой) , с "Княгиней Лиговской" и
"Кавказцем" (физиологические описания в духе "натуральной
школы") . Вместе с тем "Штосс" написан с учетом полемики
относительно предмета и формы фантастического повествования, связанной с
именами Пушкина, В. Ф. Одоевского, Ростопчиной.
В "Штоссе" Лермонтов использовал опыт ориентировавшегося
на Гофмана Одоевского-фантаста, его двойную мотивировку изображаемых чудесных
явлений, которые могли рассматриваться и как следствие проникновения
ирреального в действительность, и как следствие особого "состояния души,
когда и обыкновенные вещи животворяются и воскресают фантастическою
жизнью" (Бел. Т. IV. С. 106) . При этом автор "Штосса" не вполне
сочувствовал основанной на мистическом рационализме "серьезной"
фантастике Одоевского, видя в ней лишь средство для иносказательного выражения
общей идеи. Гораздо ближе Лермонтову был пушкинский принцип "легкого"
остросюжетного повествования, в котором фантастика предстает заключенной в
бытовой реальности. Эстетическая позиция Лермонтова в "Штоссе"
состояла в утверждении фантастики, которая, как показал писатель, наполняет
явления окружающей обыденной жизни; именно фантастический мир своего героя
Лермонтов ставит в центр повествования, подчеркивая тем самым первостепенное
его значение. Трагический герой-мечтатель погружен в прозаический быт, и именно
ему, человеку, наделенному высокой духовностью, открывается фантастика
действительности. Так, в "Штоссе" органически соединены якобы
взаимоисключающие поэтические элементы - реальный и фантастический. Тот же
принцип лежит и в основе ряда более поздних новелл, идеологически и эстетически
принадлежащих "натуральной школе; "Штосс", таким образом, может
быть расценен как предшественник будущей "натуральной повести",
построенной по законам "фантастического реализма".
Очерчивая круг впечатлений, питавший автора "Штосса",
следует обратить внимание и на моменты внелитературные, связанные с бытовой
сферой: в 1839-1840-х годах в петербургском обществе увлекались анекдотами о
чудесах, таинственными историями о призраках, вступавших в общение с
рассказчиком. На этот счет существует ряд мемуарных свидетельств; некоторые из
них имеют прямое отношение к "Штоссу". Известный в столице генерал
Жибари, например, видел "всякую ночь явление таинственного монаха",
который, по его словам, "с ним всякую ночь проводит долгое время и
разговаривает про Memento Mori". Еще один рассказ заставляет вспомнить те
страницы "Штосса", где речь идет о "воздушном идеале":
"Мне сегодня чудилось, будто бы я был в каком-то странном собрании, духов
ли, людей ли, - не знаю (...) видел (...) многих девушек, воздушных, как
ангелы, между которыми я будто искал самую прелестную. И вскоре взор мой
остановился на создании очаровательном: стоя на каком-то возвышении, она
смотрела на меня очами небесными, в которых я видел рай, нежное тело ее,
прозрачное, как эфир, покрыто было легкою дымкою - я упивался этим небесным
явлением (...) я припоминал себе многих (...) хорошеньких девушек, которых
встречаешь кое-где в собраниях - но все было далеко от идеала
прелестного".
Автограф незавершенной повести "Штосс" (рукопись
обрывается на словах: "У Лугина болезненно сжималось сердце -
отчаянием") хранится в Москве, в Государственном историческом музее (ф.
445 № 227а) . Черновой набросок плана повести, оканчивавшейся трагически, - в
альбоме Лермонтова 1840-1841 г.: "Сюжет. У дамы; лица желтые. Адрес. Дом:
старик с дочерью, предлагает ему метать. Дочь: в отчаянии, когда старик
выигрывает - Шулер: старик проиграл дочь. Чтобы (?) Доктор: окошко" (ОР
ГПБ Собр. рукописей Лермонтова. № 11) . Существует черновой набросок в записной
книжке, подаренной Лермонтову Одоевским, из которого следует, что Лермонтов
предполагал продолжить "Штосс" и закончить его гибелью героя:
"Да кто же ты, ради бога? - Что-с? отвечал старичок, примаргивая одним
глазом. - Штос! - повторил в ужасе Пугни. Шулер имеет разум в пальцах. - Банк -
Скоропостижная" (ОР ГПБ. Собр. рукописей Лермонтова. № 12) .
"Штосс" датируется серединой марта - началом апреля 1841 г.
Впервые опубликован в сборнике "Вчера и сегодня", 1845.