русская литература (древнерусская литература, литература восемнадцатого века, литература девятнадцатого - начала двадцатого веков, советская литература), литературоведение и литературная критика, зарубежная литература (античная литература, литература Средних веков и эпохи Возрождения, зарубежная литература семнадцатого - двадцатого веков, литература стран Востока) и т.д.
... Моим стихам, как драгоценным винам Настанет свой черед.
М. Цветаева Русская поэзия - наше великое духовное достояние, наша
национальная гордость. Но многих поэтов и писателей забыли, их не печатали, о
них не говорили. В связи с большими переменами в нашей стране в последнее
время, в нашем обществе многие несправедливо забытые имена стали к нам
возвращаться, их стихи и произведения стали печатать. Это такие замечательные
русские поэты, как Анна Ахматова, Николай Гумелев, Осип Мандельштам, Марина
Цветаева. Чтобы узнать этих людей и понять то, почему их имена были на время
забыты, надо вместе с ними прожить жизнь, посмотреть на нее их глазами, понять
ее их сердцем. Из этой великолепной плеяды мне ближе и дороже образ М. И.
Цветаевой, замечательной русской поэтессы и, как мне кажется очень душевного
человека.
Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. По
происхождению, семейным связям, воспитанию она принадлежала к трудовой
научно-художественной интеллигенции. Если влияние отца, Ивана Владимировича,
университетского профессора и создателя одного из лучших московских музеев
(ныне музея Изобразительных Искусств) , до поры до времени оставалось скрытым,
подспудным, то мать, Мария Александровна, страстно и бурно занималась
воспитанием детей до самой своей ранней смерти, по выражению дочери, завила их
музыкой: "После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом".
Характер у Марины Цветаевой был трудный, неровный, неустойчивый.
Илья Эренбург, хорошо знавший ее в молодости, говорит: "Марина Цветаева
совмещала в себе старомодную учтивость и бунтарство, пиетет перед гармонией и
любовью к душевному косноязычию, предельную гордость и предельную простоту. Ее
жизнь была клубком прозрений и ошибок".
Однажды Цветаева случайно обмолвилась по чисто литературному поводу:
"Это дело специалистов поэзии. Моя же специальность - Жизнь". Жила
она сложно и трудно, не знала и не искала покоя, ни благоденствия, всегда была
в полной неустроенности, искренне утверждала, что "чувство собственности"
у нее "ограничивается детьми и тетрадями". Жизнью Марины с детства и
до кончины, правило воображение. Воображение, взросшее на книгах.
Красною кистью Рябина зажглась Падали листья Я родилась.
Спорили сотни Колоколов День был субботний Иоанн Богослов Мне и
доныне Хочется грызть Красной рябины Горькую кисть.
Детство, юность и молодость Марины Ивановны прошли в Москве и в
тихой подмосковной Тарусе, отчасти за границей. Училась она много, но, по
семейным обстоятельствам, довольно бессистемно: совсем маленькой девочкой - в
музыкальной школе, потом в католических пансионах в Лозане и Фрайбурге, в
ялтинской женской гимназии, в московских частных пансионах.
Стихи Цветаева начала писать с шести лет (не только по-русски, но и
по-французски, по-немецки) , печататься - с шестнадцати. Герои и события
поселились в душе Цветаевой, продолжали в ней свою "работу".
Маленькая, она хотела, как всякий ребенок, "сделать это сама". Только
в данном случае "это" было не игра, не рисование, не пение, а
написание слов. Самой найти рифму, самой записать что-нибудь. Отсюда первые
наивные стихи в шесть- семь лет, а затем - дневники и письма.
В 1910 году еще не сняв гимназической формы, тайком от семьи,
выпускает довольно объемный сборник "Вечерний альбом". Его заметили и
одобрили такие влиятельные и взыскательные критики, как В. Брюсов, Н. Гумилев,
М. Волошин.
Стихи юной Цветаевой были еще очень незрелы, но подкупали своей
талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью.
На этом сошлись все рецензенты. Строгий Брюсов, особенно похвалил
Марину за то, что она безбоязненно вводит в поэзию "повседневность",
"непосредственные черты жизни", предостерегая ее, впрочем, опасности
впасть в "домашность" и разменять свои темы на "милые
пустяки": "Несомненно талантливая Марина Цветаева может дать нам
настоящую поэзию интимной жизни и может, при той легкости, с какой она, как
кажется, пишет стихи, растратить все свои дарования на ненужные, хотя бы и
изящные безделушки".
В этом альбоме Цветаева облекает свои переживания в лирические
стихотворения о не состоявшейся любви, о невозвратности минувшего и о верности
любящей: Ты все мне поведал - так рано!
Я все разглядела - так поздно!
В сердцах наших вечная рана, В глазах молчаливый вопрос...
Темнеет... Захлопнули ставни, Над всем приближение ночи...
Люблю тебя призрачно- давний, Тебя одного - и на век!
В ее стихах появляется лирическая героиня молодая девушка, мечтающая
о любви. "В ечерний альбом" - это скрытое посвящение.
Перед каждым разделом - эпиграф, а то и по два: из Ростана и Библии.
Таковы столпы первого возведенного Мариной Цветаевой здания поэзии.
Какое оно еще пока ненадежное, это здание; как зыбки его некоторые части,
сотворенные полудетской рукой. Немало инфантильных строк - впрочем, вполне
оригинальных, ни на чьи не похожих: "Кошку завидели, курочки Стали с
индюшками в круг... " Мама у сонной дочурки Вынула куклу из рук.
("У кроватки") .
Но некоторые стихи уже предвещали будущего поэта. В первую очередь -
безудержная и страстная "Молитва", написанная поэтессой в день
семнадцатилетия, 26 сентября 1909 года: Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь,
сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, ты не скажешь строго: "Терпи еще не кончен
срок".
Ты сам мне подал - слишком много!
Я жажду сразу- всех дорог!
................................
Люблю и крест, и шелк, и каски, Моя душа мгновений след...
Ты дал мне детство - лучше сказки И дай мне смерть- в семнадцать
лет!
Нет она вовсе не хотела умереть в этот момент, когда писала эти
строки; они - лишь поэтический прием.
Марина была очень жизнестойким человеком ("Меня хватит еще на
150 миллионов жизней! ") . Она жадно любили жизнь и, как положено
поэту-романтику, предъявляла ей требования громадные, часто - непомерные.
В стихотворении "Молитва" скрытое обещание жить и творить:
"Я жажду всех дорог! ". Они появятся во множестве - разнообразные
дороги цветаевского творчества.
В стихах "Вечернего альбома" рядом с попытками выразить
детские впечатления и воспоминания соседствовала недетская сила, которая
пробивала себе путь сквозь немудренную оболочку зарифмованного детского
дневника московской гимназистки. "В Люксембургском саду", наблюдая с
грустью играющих детей и их счастливых матерей, завидует им: "Весь мир у
тебя", - а в конце заявляет: Я женщин люблю, что в бою не робели Умевших и
шпагу держать, и копье, Но знаю, что только в плену колыбели Обычное- женское-
счастье мое!
В "Вечернем альбоме" Цветаева много сказала о себе, о
своих чувствах к дорогим ее сердцу людям; в первую очередь о маме и о сестре
Асе.
В лучших стихотворениях первой книги Цветаевой уже угадываются
интонации главного конфликта ее любовной поэзии: конфликта между
"землей" и "небом", между страстью и идеальной любовью,
между стоминутным и вечным и - мире - конфликта цветаевской поэзии: быта и
бытия.
Вслед за "Вечерним альбомом" появилось еще два
стихотворных сборника Цветаевой: "Волшебный фонарь" (1912г.) и
"Из двух книг" (1913г.) - оба под маркой издательства "Оле-
Лукойе", домашнего предприятия Сергея Эфрона, друга юности Цветаевой, за
которого в 1912 году она выйдет замуж. В это время Цветаева - "великолепная
и победоносная" - жила уже очень напряженной душевной жизнью.
Устойчивый быт уютного дома в одном из старомосковских переулков,
неторопливые будни профессорской семьи - все это было поверхностью, под которой
уже зашевелился "хаос" настоящей, не детской поэзии.
К тому времени Цветаева уже хорошо знала себе цену как поэту (уже в
1914г. она записывает в своем дневнике: "В своих стихах я уверена
непоколебимо") , но ровным счетом ничего не делала для того, чтобы
наладить и обеспечить свою человеческую и литературную судьбу.
Жизнелюбие Марины воплощалось прежде всего в любви к России и к
русской речи. Марина очень сильно любила город, в котором родилась, Москве она
посвятила много стихов: Над городом отвергнутым Петром, Перекатился колокольный
гром.
Гремучий опрокинулся прибой Над женщиной отвергнутой тобой.
Царю Петру, и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей Смеются над горды нею царей!
Сначала была Москва, родившаяся под пером юного, затем молодого
поэта. Во главе всего и вся царил, конечно, отчий "волшебный" дом в
Трехпрудном переулке: Высыхали в небе изумрудном Капли звезд и пели петухи.
Это было в доме старом, доме чудном...
Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном, Превратившийся теперь в
стихи.
Таким он предстал в этом уцелевшем отрывке отроческого
стихотворения. Дом был одушевлен: его зала становилась участницей всех событий,
встречала гостей; столовая, напротив, являла собою некое пространство для
вынужденных четырехкратных равнодушных встреч с "домашними", -
столовая осиротевшего дома, в котором уже не было матери. Мы не узнаем их
стихов Цветаевой, как выглядела зала или столовая, вообще сам дом, - "на
это есть архитектура, дающая". Но мы знаем, что рядом с домом стоял
тополь, который так и остался перед глазами поэта всю жизнь: Этот тополь! Под
ним ютятся Наши детские вечера Этот тополь среди акаций, Цвета пепла и
серебра...